Institute
Почему мы до сих пор читаем «Божественную комедию»?
Первый эпизод
Почему мы до сих пор читаем «Божественную комедию»?
Итальянский специалист по Данте Клаудио Джунта впервые рассказывает русскоязычной аудитории, чему «Божественная комедия» может научить современного человека, и как Данте изменил представление средневековых людей о загробном мире и космосе.
Google Apple Yandex Castbox

Почему мы до сих пор читаем «Комедию»1 — эту большую, трудную книгу, в которой мир описан таким, каким его представляли много столетий назад? Что хорошего и интересного находим мы в ней сегодня?
На этот вопрос есть два ответа — короткий и подлиннее.

Сначала короткий ответ: потому что все мы умрем. Не только мы: прежде умрут дорогие нам люди. А значит, рано или поздно нам придется задуматься над малоприятной частью человеческого существования под названием смерть и над множеством связанных с ней серьезных вопросов. Существует ли Бог? Что происходит после смерти? Как следует жить? Какой проступок страшнее? Какая добродетель важнее? Если поступить плохо, тебя накажут? Хороших людей наградят? Встретимся ли мы когда-нибудь с теми, кого любили и кто уже умер?

Хочется поразмышлять об этом вместе с гением, который семь столетий назад задавал себе точно такие же вопросы и нашел на них ответы, воплотив их в ни на что не похожем, прекрасном видении, выразив словами так, что, читая поэму, вы не раз замрете от восторга и удивления (особенно если вам посчастливилось хорошо знать итальянский). Семь столетий назад человек, говоривший на нашем языке, увидел нечто и сумел об этом рассказать. Если приложить усилия и выслушать его, вы станете другими людьми. Другой великий поэт, живший в XX веке, Филип Ларкин, написал в одном из стихотворений, что всякий из нас рано или поздно испытывает острую потребность стать серьезнее (Ларкин сравнивает это с голодом). Так вот, Данте — поэт, разговаривающий с нами в те редкие, но решающие мгновения, когда мы жаждем быть серьезными.

А теперь пространный ответ. Будем двигаться от противного, то есть изложим сначала причины, по которым можно не захотеть читать «Комедию». Основных причин три.

Первая: «Комедия» написана в стихах, а мы привыкли к тому, что стихи годятся для лирики или для песен, но не для пространного повествования. Для него придумали прозу. Эдгар Аллан По где-то написал, что стихотворение должно быть коротким и умещаться на одной странице — так его можно прочитать за раз, без остановок. Прошло полтора века, но, если честно, мы до сих пор думаем так же, как По.

Вторая причина: «Комедия» написана семь столетий назад. С тех пор в нашей жизни все изменилось. Мы больше не представляем себе мир и человеческую жизнь такими, какими представлял себе Данте. Он жил в мире, границы которого, по сути, совпадали с границами центральной и южной Европы, в мире, где было две главные политических силы — Империя, центр которой находился в Германии, и Папство, располагавшееся в Риме. В центре Вселенной, по мнению Данте, находилась планета Земля, вокруг которой вращались другие планеты и Солнце. С тех пор для нас изменилось буквально все. К тому же, Данте не сомневался, что в Библии изложена историческая правда. Мы так уже не считаем. Вера Данте была твердой и крепкой, он не только не сомневался в существовании Бога, но и был уверен в собственных исключительных отношениях с божественной сферой: это постоянно ощущается и в «Новой жизни», и в «Комедии». Сегодня и мужчины, и женщины верят более отстраненно: даже если их вера искренна, в их жизни, в их представлениях, суждениях, чувствах религия имеет куда меньший вес, чем у христианина эпохи Данте. Поэтому можно без преувеличения сказать, что для нас, сегодняшних читателей, «Комедия» перестала быть правдивой. В том смысле, что отраженное в ней видение мира — доктрина, догмы, представление о Божественном Провидении, все, что стоит за каждым шагом и утверждением Данте, — стало нам чужим. Мы читаем «Комедию», произведение с мощным мировоззренческим содержанием, живя в современном обществе, которое в значительной степени отказалось от этого мировоззрения, стало секулярным.

Третья причина: в «Комедии» не только говорится о чем-то далеком от нашего собственного опыта (это можно сказать о многих шедеврах прошлого, описывающих военные действия под стенами Трои, путешествие героя, которому суждено стать основателем Рима, или приключения сумасшедшего, возомнившего себя странствующим рыцарем), дело еще и в том, что Данте рассказывает об этом невероятно сложно. Можно утверждать, что «Комедия» — единственное произведение западной литературы, которое не прочитать, не заглядывая в комментарий или солидную энциклопедию. В ней полно отсылок к классическим мифам (Вергилий, греческие легенды в пересказе Овидия), к древней истории, к событиям эпохи Данте, а также к фактам его жизни, о которых никто из нас знать не может. У нас есть столько прекрасных книг, зачем же мучиться?

Все это были причины не читать «Комедию». А теперь я постараюсь ответить на свой вопрос.

Первое возражение: стихи

Конечно, стихи — искусственная форма, они ограничивают. Но ограничение не обязательно создает препятствие воображению и искусству. Если обратиться к произведениям прошлого, становится ясно, что умелое применение ограничений — жестких схем, правил — одна из причин, по которым искусство дарит нам наслаждение.

Приведу пример. В конце XXII песни «Рая» Данте оказывается там, «где ходит свод небесный», и сверху видит выстроившиеся в ряд планеты Солнечной системы (133-154) — он перечисляет их и завершает свой рассказ такими словами:

И быстроту свою, и свой объем 148
Все семеро представили мне сами,
И как у всех — уединенный дом.

С нетленными вращаясь Близнецами, 151
Клочок, родящий в нас такой раздор,
Я видел весь, с горами и реками.

Потом опять взглянул в прекрасный взор. 154

Это одно из лучших мест в поэме. Поразительно, как средневековый человек мог вообразить, что рассматривает весь известный ему мир, пока он сам, его тело, вращается вокруг этого мира. Стих 152 (в оригинале 151) — это что-то невероятное: в одной строке Данте дает определение человеческой жизни: «Клочок, родящий в нас такой раздор». Эта строка прекрасна не только своим звучанием и богатством смысла: «перед тем, кто, подобно мне, увидит все глазами Бога, наша планета предстанет такой, какая она есть на самом деле — клочок земли, который не имеет большого значения, но из-за которого мы постоянно в раздоре». Удивительно, как в одной строке Данте соединяет два плана — объективное описание и моральное суждение. Он не говорит «клочок земли, обладающий теми или иными свойствами и предстающий передо мной таким-то и таким-то, пока я летаю вокруг». Он говорит: «клочок земли (физический план), который делает нас всех жестокими (моральный план)». Данте никогда не добился бы подобной смысловой насыщенности, если бы ему не приходилось преодолевать ограничения, пределы, установленные выбранным жанром. Писать стихами трудно, но в то же время это открывает невиданные возможности.

Еще один пример. Данте среди прочего нужно было придумать оригинальное начало для каждой из сотни песен, не повторяя одни и те же слова, одну и ту же схему, один и тот же повествовательный ход. Мы над этим не задумываемся, но на самом деле для европейской литературы это было нечто новое: поэмы, романы в стихах, которые сочиняли до Данте, не делились на песни. Сто непохожих друг на друга начал — задача, которую до него никто не решал. И здесь Данте умудряется превратить трудную задачу в замечательную возможность, найти гениальные решения. Он может начать, безо всяких объяснений, со слов, начертанных над вратами Ада («Я увожу к отверженным селеньям…»), или обращаясь напрямую к читателю («Читатель, если ты в горах, бывало…»), или приводя непонятную фразу («Pape Satàn, pape Satàn aleppe!»), или давая слово одному их своих персонажей, словно перед нами не поэма, а театральная пьеса. XIV песнь «Чистилища» начинается так: 

Кто это кружит здесь, как странник некий,
Хоть смертью он еще не окрылен,
И подымает, и смыкает веки?

Подобный прием интересен по ряду причин. В старинных манускриптах кавычки не ставили, поэтому читатель мог не сразу догадаться, что это не слова автора (голос автора звучит лишь в 7-ой строке, где Данте объясняет «Так, наклонясь один к плечу другого / шептались двое…»). По сути, Данте замедляет действие: он показывает героев, дает им слово, но лишь через несколько десятков строк объясняет, кто они такие и как здесь оказались; мы узнаем это, начиная со строки 81 (в оригинале 80): «Узнай: я Гвидо, прозванный Дель Дука», «А вот Риньер». Современный читатель обычно сталкивается с таким не в книжках, а в театре или кино, когда сцена начинается беседой двух персонажей, без предварительных пояснений или голоса за кадром. И в этом случае ограничения, наложенные уже не стихотворной формой, а делением поэмы на песни, позволяют добиться необычного, выразительного эффекта.

Второе возражение: огромное расстояние, разделяющее нас и представления, вкусы, мировоззрение Данте

Честно говоря, то, что Данте принадлежит к далекой от нас эпохе в истории литературы и искусства, описывавших мир, далекий от того, что мы видим своими глазами, вовсе не обязательно работает против него. Конечно, представленные в «Комедии» персонажи, на первый взгляд, мало связаны с нами. Это правители, императоры, воины, герои, святые — например, Франциск Ассизский, литературные персонажи — например, Улисс; да и положение, в котором они оказались — брошенные во мрак Ада или освещенные божественным светом — не назовешь «типичным». Увидеть себя в них, как в зеркале, нам намного труднее, чем увидеть себя в героях великих романов — в мадам Бовари, Раскольникове или Леопольде Блуме.

Впрочем, у Данте, с одной стороны, настолько богатое воображение, насколько развита интуиция, что он в состоянии выразить представления и переживания, о которых литература его времени еще не умела говорить. В «Комедии» есть эпизоды, отрывки, трогающие даже тех, кто не любит поэзию и совсем не интересуется далекими Средними веками, — Данте гениально описал чувства, которые люди испытывают в любую эпоху. Можно быть равнодушным к литературе, можно быть циником, но трудно ничего не почувствовать, читая слова, с которыми Улисс обращается к своим товарищам, или заключительные строки «Рая».

С другой стороны, — и это самое важное — принадлежность «Комедии» к далекому прошлому объясняет, почему на нее не распространяются правила «хорошего вкуса» - вернее, того, что мы сегодня считаем хорошим вкусом. Данте рассуждает о том, о чем современная литература может говорить, лишь греша высокопарностью или сползая в китч. Кто в наши дни возьмется всерьез рассказывать, как благодаря заступничеству Святого Бернарда и Девы Марии увидел Бога? Кто из современных романистов станет всерьез рассуждать о воскресении плоти, растолковывать, что это значит? Это химеры, но именно они — возможности узреть Бога и воскресение плоти — не только вдохновили одни из лучших строк «Комедии», но и до сих пор волнуют и трогают, хотя это не имеет ничего общего с нашим повседневным опытом. Стремясь к реалистичности, литература рассталась с подобными фантазиями, отнесла их к разряду вещей, о которых не следует говорить, но мы-то с ними отнюдь не расстались: и сегодня они притягивают наши фантазии, наши желания. Вот отрывок («Рай», XIV, 52-66), в котором Соломон объясняет Данте, что мы воскреснем вместе со своим телом. Чтобы испытать волнение, не обязательно верить Данте, просто вспомните кого-нибудь, кого вы любили и потеряли:

«Но словно уголь, пышущий огнем, 52
Господствует над ним своим накалом,
Неодолим в сиянии своем,

Так пламень, нас обвивший покрывалом, 55
Слабее будет в зримости, чем плоть,
Укрытая сейчас могильным валом.

И этот свет не будет глаз колоть: 58
Орудья тела будут в меру сильны
Для всех услад, что нам пошлет Господь».

Казались оба хора так умильны, 61
Стремясь «Аминь!» проговорить скорей,
Что им был явно дорог прах могильный, - 

Быть может, и не свой, а матерей, 64
Отцов и всех, любимых в мире этом
И ставших вечной чередой огней.

Современные романисты не задают себе подобных вопросов. Они звучат на страницах священных книг великих религий — в Библии или Коране. К которым близка и «Комедия», разница в том, в ней о главных вопросах рассказано удивительным образом.

Не смешно ли сегодня освещать тему преданности и дружбы, устроив в загробном мире встречу двух поэтов или писателей — наставника и ученика, которые никогда не виделись, да и жили в разные века? Но именно это происходит в XXI песни «Чистилища», когда Данте устраивает встречу Стация — поэта, жившего в первом веке нашей эры, с его учителем Вергилием, умершим за семьдесят лет до его рождения.

 Уже упав к его ногам, он рад 130
Их был обнять; но вождь мой, отстраняя:
«Оставь! Ты тень и видишь тень, мой брат».

«Смотри, как знойно, - молвил тот, вставая, - 133
Моя любовь меня к тебе влекла,
Когда ничтожность нашу забывая,

Я тени принимаю за тела». 136

В общем, как и со стихотворной формой, важно осознать, что при правильном подходе различие в эпохе, взглядах и вкусе дарит нам замечательную возможность получить от искусства то, что искусство нашего времени больше не состоянии дать.

Третье возражение: пропасть между нами и Данте

Остается третья проблема, третья пропасть между нами и Данте. Многие отрывки из «Комедии» почти невозможно понять. Данте постоянно ссылается на книги, которых мы не читали, или на неизвестные нам исторические обстоятельства. Можно ли найти в этом что-то хорошее? Если уж нам вздумалось прочесть древнюю поэму, отчего не выбрать «Одиссею» или «Энеиду»? А может лучше романы о короле Артуре и рыцарях Круглого стола? По крайней мере, в них рассказаны захватывающие истории, их можно читать расслабленно, не заглядывая в примечания, они не требуют постоянной сосредоточенности и умения разгадывать, что стоит за словами?

Мы привыкли четко различать эстетическое удовольствие и удовольствие от получения знаний. Но если читать «Комедию» с должным вниманием, вы испытаете на только эмоции и удовольствие от рассказа — рассказа, который до сих пор сообщает нам много неожиданного о нас самих: чувство потерянности, вины, невероятное путешествие, покаяние, искупление, достижение счастья... Вы испытаете эмоции и удовольствие от того, что научились чему-то новому: перед вами два тысячелетия истории и книг, освещенных умом Данте, — истории, которую он знал, книг, которые он прочел, его взгляда на историю и на эти книги.

Повторяю: нам это удовольствие не знакомо. Для обычного читателя современных романов есть нечто странное в удовольствии, которое предполагает усилие. Однако удовольствие учиться — узнавать благодаря Данте самые разные, далекие от наших повседневных интересов вещи, ничуть не меньше, чем удовольствие фантазировать. «Комедию» нередко называют «энциклопедией» в том смысле, что многое в ней не связано с основным повествованием, всякая встреча, всякий опыт, который переживает Данте и о котором он рассказывает в нескольких строках, уводит нас в необычный, чарующий мир. Разумеется, в библиотеках полно книг, повествующих о других мирах и о других книгах, но это не делает их чтение увлекательным. Чтобы объяснить, чем отличается от них «Комедия», вчитаемся в следующие строки: («Ад», XXVIII 55-63):

«Скажи Дольчино, если вслед за Адом 55
Увидишь Солнце: пусть снабдится он,
Когда не жаждет быть со мною рядом,

Припасами, чтоб снеговой заслон  58
Не подоспел новарцам на подмогу;
Тогда нескоро будет побежден».

Так молвил Магомет, когда он ногу 61
Уже приподнял, чтоб идти; потом
Ее простер и двинулся в дорогу.

Мы находимся в круге, где наказаны вероотступники, Данте беседует с Магометом (570-632). Как исламский пророк Магомет оказался среди вероотступников? Дело в том, что Данте знал о нем намного меньше, чем мы, а еще в том, что Данте не проявлял понимания и терпимости к религиям, отличным от христианской. Короче говоря, Данте и его современники считали, что ислам — это ересь, родившаяся в лоне христианства, а Магомет — монах, отвернувшийся от подлинной веры. Читатель Данте не только вспомнит, кто такой Магомет, но и узнает, что на протяжении столетий его воспринимали по-разному, что в разные эпохи по-разному смотрели на одни и те же исторические факты — не столько в зависимости от имевшихся сведений, сколько в зависимости от представлений и верований, в свете которых эти сведения воспринимались.

Поскольку в дантовском загробном мире человеческого время отменяется, о судьбе Дольчино (жившего около 1250-1307 гг.) повествует не его современник, а Магомет, живший за семь веков до него — столько же столетий разделяет нас и Данте — в другой части света. Дольчино был христианином, как Данте. Он призывал жить в нищете, не повиноваться церковной иерархии, вернуться к простой жизни, которую вели первые ученики Христа. Сегодня его идеи кажутся не такими далекими от того, к чему призывает в поэме сам Данте. Однако Данте на стороне ортодоксальной церкви, поэтому Дольчино попадает в Ад: «Скажи Дольчино, если вслед за Адом / Увидишь солнце: пусть снабдится он, / когда не жаждет быть со мною рядом», — говорит Магомет. Обратите внимание: самого Дольчино в этой сцене нет, мы слышим о нем от Магомета. Данте решил упомянуть Дольчино, заявить, что тот попадет в Ад, а поскольку во время действия поэмы Дольчино был еще жив, Данте облек это в форму пророчества.

Прав ли Данте? Заслуживал ли Дольчино в этой жизни сгореть на костре и быть вечно проклятым в загробном мире? Сегодня такое никому не придет в голову. Мы научились понимать полубезумных сектантов, почти восхищаться теми, кто готов принять смерть во имя собственных представлений о жизни и религиозной вере. Как и в примере с Магометом, сегодня мы думаем не так, как Данте: время и прогресс науки не только обогатили наше знание исторических фактов, но и научили нас относиться к ним иначе.

Разница между «Комедией» и энциклопедией очевидна. Энциклопедия старается снабдить нас объективной информацией о фактах и людях, не выражая, насколько это возможно, отношения к ним. В «Комедии» мы видим факты и исторических персонажей глазами Данте: очень трудно разделить «как все было на самом деле» от того, что было известно Данте и от его мнения. Это чрезвычайно интересно — интересна его пристрастность, необъективность, заложенная в самом повествовании и сталкивающаяся с нашей пристрастностью, с нашим взглядом. Мы не только читаем Данте Алигьери, но и беседуем с ним, сравниваем его мысли со своими: это одно из высших интеллектуальных удовольствий, которые способна подарить нам не только литература, но и сама жизнь.

______________
[1] «Божественная комедия» цитируется в переводе М. Лозинского, остальные произведения цитируются по изданию Данте Алигьери «Малые произведения», М., «Наука», 1968. (переводы И. Голенищева-Кутузова, Е. Солоновича, А. Габричевского).